НАЗИХИНА КОЗА: Рассказ

 Бабка Назиха жила одна в маленькой избушке. Она была известна в нашей деревне тем, что читала по покойникам, и ей не требовался псалтырь, так как все молитвы она знала наизусть.

Почти каждый день, накормив свою живность, она надолго уходила из дома. Всей живности у нее было: три курицы, петух и коза Катька. И если Назиха имела характер совсем не смешливый, а вид — святой скорбящей, то коза была полной ее противоположностью. Нагловатые навыпучку глаза, длинная борода и большое к вечеру вымя с торчащими в разные стороны двумя дойками, все как бы подчеркивало ее пакостливую натуру.

Так как в нашем краю жили, в основном, советские пролетарии, заборы были плетневые. Редко у кого забор был тыном загорожен, это из той же чащи, только стоя. Особенно через старый плетень козе перемахнуть не составляло труда. Часто слышалась брань из чьего-нибудь огорода, потом выскакивала коза с пучком травы во рту, а следом — хозяин с палкой. Наш двор она тоже не обошла.

У нас была собака-дворняга, средних размеров, каштанового окраса, по кличке Каштан. На цепи он лаял свирепо, но не было безобиднее существа, если он был отвязан. Была у Каштана одна особенность: если он спал на боку, откинув лапы и хвост, как дохлый, при этом он часто вздрагивал и взлаивал во сне. В одно прекрасное утро мне особенно хотелось спать, но Каштан, видя свои кошмарные сны, то и дело взлаивал, тем самым не давая мне углубиться в сон. Я решил его проучить. Слез с сеновала, взял пустую ванну, которая лежала на погребе кверху дном, накрыл потихоньку ею Каштана. Тут же подвернулась штыковая лопата, ну я и вдарил лопатой по дну ванны. Эффект был изумительный. Ванна подлетела выше, чем на метр, цепь лопнула, как нитка, очумевшего беднягу прихватил понос, и он оставил длинный след до самой калитки. Калитка в ту сторону не открывалась никогда, но тут открылась, и Каштана больше уже никто не видел.

Шкодная Катька сразу заметила перемену в нашем дворе, забралась в огород, но мало того, каким-то чудом забралась на сенцы, где на расстеленных половиках сушилась клубника. Не было лучшей начинки для пирогов, чем запаренная кипятком клубника с сахаром. Козе было без разницы, что мы с матерью, набрав по ведру клубники, тащились с ней десять километров по жаре.

Мы с козой увидели друг друга одновременно, она стала высматривать место, куда бы махануть, а я — искать подходящую палку, но Катька меня опередила и сбежала, не получив по бокам палкой.

У нас за стенкой жил дед Троха Балагур, врун и хохмач. Был он высокого роста, ходил потихоньку, дышал с посвистом. Он был вторым по знаменитости в нашем краю, после Назихиной козы. Но его, видимо, давно не устраивал такой расклад.

На второй день после «клубничного похмелья» коза опять появилась вблизи нашего забора. Я с друзьями выходил в улицу, мы направлялись на исток поселять щучат, а дед Троха сидел возле своей калитки в излюбленной позе — на корточках — так он мог сидеть часами.  Он шкодно поглядывая на козу, спросил меня: "Правда, что коза сожрала клубнику?". Получив утвердительный ответ, предложил отомстить ей.  Его предложение нас не насторожило, мы представили себе, как коза будет плясать, и сразу согласились.

Тот год по нашей улице прокладывали электролинию, и везде можно было найти алюминиевую проволоку. Дед Троха отдавал команды, и мы, поймав козу, стали, сжимая рога один к другому, закручивать их проволокой типа восьмерки. Когда мы отпустили козу, она, еще больше выпучив глаза, пошла по кругу, поматывая бородой, потом виражи ее стали круче, мы стали хохотать, а она, как бы отзываясь на поощрение, стала поворачивать круче шею, по кругу пошла вприпрыжку, вставая на дыбки, потом кувыркалась через голову и кричала: «Бя…». Мы уже катались от хохота, и не жалко было уже клубники. В этом веселье мы не заметили исчезновения деда Трохи, да и коза почему-то стала высовывать язык, тяжело дышать, заваливаться на бок и уже не вызывала такого восторга. Мы не успели опомниться, как коза окончательно упала на бок, ее хвост-лопатка мелко задрожал, глаза закатились, копытца дернулись, и она испустила дух.

Сначала мы, как бы извиняясь друг перед другом, начали задавать вслух вопрос: «А че это с ней?» — а потом, поняв, что за это придется отвечать, кинулись врассыпную.  Несколько дней мы не встречались друг с другом, а потом, когда сошлись, подсчитали «трофеи»: биты были все, и,  кроме того, каждой семье коза обошлась в 50 рублей. А стоила она тогда всего 75 рублей.

Бабка Назиха тут же купила другую козу по кличке Мотька. Добрейшая коза. Но мы не позволяли себе даже погладить ее. Вдруг что случиться, и на нас скажут.

Дед Троха опять сидел на корточках и весьма равнодушно поглядывал на Мотьку, потому что «авторитет» его стал значительно выше. Но теперь мы мучительно думали, как отомстить деду Трохе, и додумались.  Дед Троха затопил среди лета русскую печь кизяком, и, когда кизяк путем разогрелся, один из нас подпер дверь избы палкой, а другой снял с забора фуфайку, залез на крышу и заткнул трубу. Делали мы это на одном дыхании, не мелькая под окнами, потом убежали за огород и наблюдали, как двухметровая фигура деда, переломившись надвое, вылезала в окно, как он, надрывно кашляя, мотал головой.

Часа через два мы шли по улице как в чем не бывало, а навстречу вышел дед Троха. Глаза у него были красные, как у Назихиной козы, и вообще, выражение его лица стало напоминать нам первую Назихину козу. А нас стало преследовать чувство стыда, и мы старались не попадаться на глаза этой кроткой набожной старухе — бабке Назихе.